Они прошли через холл, затем миновали еще пару комнат. Все интерьеры были выдержаны в светлых тонах и отличались простотой обстановки. Той простотой, о баснословной стоимости которой молодая женщина предпочитала не задумываться.
Говард открыл очередную дверь, пропуская спутниц в гостиную. Там на невысокой бежевой софе сидела Берта Хольгерсон. Перед ней стоял инкрустированный столик, а рядом еще несколько уютных диванчиков и кресел, так и манивших присесть. Впрочем, сейчас Филиппу куда больше беспокоила дама, которая поднялась, чтобы поприветствовать гостей.
На первый взгляд мать Говарда казалась моложе, чем можно было предположить. В ее внешности сквозила строгость, если не сказать суровость, хотя она всячески старалась быть приветливой. Волосы миссис Хольгерсон сохранили естественный цвет и светлыми локонами обрамляли лицо. Голубые пронзительные глаза смотрели на вошедших в упор, словно оценивая, стоит ли знакомиться ближе. Белые блузка и брюки усиливали сходство с холодной ледяной статуей.
Филиппа с трудом осознала, что перед ней стоит… бабушка Алфреда! Пожимая протянутую худощавую руку, она испытала очень странное чувство.
– Вы, должно быть, миссис Оуэн, – констатировала дама. – Или вас можно звать Филиппой? Говард мне много о вас рассказывал.
Неужели?
Молодая женщина с трудом произнесла что-то приличествующее случаю в ответ. Неужели Говард обсуждал ее с матерью? Боже, что же он говорил?
– А ты Ребекка, – продолжила Берта, наклоняясь к девочке. – Какая ты хорошенькая!
– 3-з-здравствуйт-те. – От волнения Ребекка всегда заикалась сильнее, чем обычно.
Миссис Хольгерсон сочувственно покачала головой.
– Ах ты бедняжка! Такая большая девочка, а говоришь…
Неизвестно, что бы еще добавила дама, если бы Говард не произнес предостерегающе:
– Мама!
В ответ Филиппа бросила на него мрачный взгляд. Она не любила, когда ее проблемы решали за нее, считая, что сама может справиться. Она положила руку на плечи смутившейся дочери и твердо сказала:
– Бекки просто очень волнуется в незнакомой обстановке. Обычно она говорит гораздо лучше. – Конечно, это было более чем преувеличение, но Филиппа не терпела приторно-жалостливых восклицаний. – У вас замечательный дом, миссис Хольгерсон, – добавила она, чтобы сменить тему.
– О, это не мой дом. Я живу в Норвегии. Разве сын не говорил вам? – Она вопросительно посмотрела на Говарда, а затем пожала плечами. – Я гостья здесь, как и вы.
Вот в этом Филиппа сильно сомневалась. Но, кажется, пожилая дама решила проявить гостеприимство, и следующая ее фраза была вполне радушной.
– Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь поудобнее. Я позвоню насчет кофе, да? А что будет пить малышка?
Ребекка еще не совсем успокоилась: она всегда подолгу переживала, когда обращали внимание на ее недостаток. Поэтому за нее ответила мама:
– Сок. Я думаю, апельсиновый, да, Бекки?
Девочка кивнула, не решаясь произнести хоть слово, чтобы снова не привлекать внимания к своему заиканию.
Филиппа усадила дочку в кресло, а сама опустилась на соседний диван, сделав вид, что не заметила жеста хозяйки, приглашавшей ее занять место рядом с собой. Молодая женщина слегка откинулась на подушки, но не расслабилась. Напротив, собралась с силами, готовясь к допросу, который – в этом сомнений не было – не заставит себя долго ждать.
– Рада наконец-то с вами познакомиться, Филиппа, – начала пожилая дама, как только все расселись. – Жаль, что этого не произошло раньше.
Несмотря на теплоту в голосе хозяйки, Филиппа не сомневалась, что у той на уме нечто совсем другое. Не давая гостье ответить, Берта Хольгерсон продолжила:
– Говард говорил, что вы по-прежнему живете в пригороде Кингстона. С сестрой, да? Как и раньше, когда…
К счастью, в этот момент в дверях появилась горничная, которую Говард попросил принести кофе и апельсиновый сок. Затем он подошел к креслу Ребекки и присел на широкий подлокотник.
– Ну что? – спросил он, заглядывая ей в глаза. – Не терпится познакомиться с мангустой?
Девочка подняла голову, и личико ее озарилось воодушевлением. Она неистово закивала, и Филиппе подумалось, что малышка наверняка не забыла об обещании Говарда и ждет не дождется, когда тот его выполнит.
– П-прямо с-сейчас?
– Подожди немного, – мягко сказал он.
Миссис Хольгерсон была явно удивлена поведением сына. Интересно, подумала Филиппа, что же ей рассказывал про нас Алфред?
– Ваш муж погиб в автокатастрофе? – спросила хозяйка, улучив момент, когда Говард разговаривал с девочкой.
– Да, – ответила Филиппа, недоумевая, зачем той понадобилось упоминать об этом. – Три года назад.
– Три года, – задумчиво повторила собеседница. – И с того времени ваша дочь за… у нее наблюдается дефект речи?
– Да.
Филиппа бросила на дочку настороженный взгляд. Но, к счастью, Ребекка была увлечена беседой с Говардом.
– Какая жалость! Но ведь это не связано с физическими повреждениями? Быть может, это психологическая травма?
– С вашего разрешения, мне бы не хотелось об этом говорить, миссис Хольгерсон.
– Как скажете. – Пожилая дама, видимо, решила избавить гостью от нетактичных вопросов. – Не подумайте, что я всегда сую нос в чужие дела. Просто вы меня очень заинтересовали.
Да, эта женщина далеко не так проста, какой хочет казаться. У нее явно есть планы, в которые Филиппа с Ребеккой не вписываются.
Невысокая хрупкая девушка лет двадцати ввезла столик на колесиках с чашками, блюдцами, сахарницей и кофейником. В его нижней части стоял кувшинчик со сливками, плетеная корзинка с еще теплым домашним печеньем и большой стакан апельсинового сока для Ребекки.