Дар исцеления - Страница 23

Но мысль растаяла где-то в затуманившемся сознании, потому что Говард уже нетерпеливо расстегивал пуговицы ее блузки, словно ненароком касаясь налившихся грудей, затвердевших сосков. Его нежные ладони дарили освобождение от сладостной муки, и Филиппе казалось, что она превращается в огненную реку, жаркую и влажную одновременно.

Она уже больше не обманывала себя, не притворялась, будто не знает, чего хочет от этого мужчины. Заниматься с ним любовью – здесь, на траве под деревом, словно они первые люди на земле, самозабвенно предаваться всепоглощающей страсти, не помня ни о чем…

– Господи, Филиппа!..

В его голосе словно звучали сдавленные рыдания. Или ей почудилось? Ведь он с прежним пылом целовал ее губы, глаза, щеки, ласкал ее плечи. Но нет, Филиппе показалось, что сейчас он так же злится на нее, как сегодня утром на свою мать.

Будто в подтверждение ее догадки Говард неимоверным усилием заставил себя разжать объятия и расстаться с таким желанным и податливым телом.

– Мы не можем сделать это.

– Нет, не можем.

Филиппа сама удивилась, как смогла произнести эту фразу, как взяла себя в руки. Все еще не очень доверяя ногам, она стояла, прислонившись к дереву, прижавшись затылком к стволу. Она не знала, как сможет забыть о произошедшем или сделать вид, что этот поцелуй ничего не значит для нее. Как ничего он не значит для него.

– Этого не должно было произойти, – продолжил Говард, проводя слегка дрожащими руками по волосам. Она заметила на его лбу капельки пота, но не поняла, хороший это знак или плохой. – Боже, теперь ты будешь думать, что я уже давно вынашивал мысль соблазнить тебя.

– А разве нет?

Она спросила только потому, что какое-то шестое чувство подсказывало ей, что сейчас Говард способен на откровенность.

– Ладно, признаюсь. – На его лице отразилась смесь гнева и презрения к самому себе. – Конечно, я думал об этом, о том, как ты поведешь себя, когда я тебя обниму. Если быть до конца честным, то думал и о том, что случится немного позже. Но я был уверен, что ты никогда не согласишься на близость со мной. Поэтому мне удавалось до поры до времени подавлять низменные инстинкты. – Его губы скривились в усмешке. – Смешно, да?

Филиппа опустила голову.

– Я бы так не сказала, – мягко возразила она. – По крайней мере, если ты не жалеешь, что обнял меня. Пожалуй, не стоит винить себя за этот поступок. По-моему, он довольно естествен.

– Естествен? – В его голосе сквозило открытое недоверие. – А теперь ты будешь убеждать меня, что прекрасно понимаешь, почему я так поступил. Почему, стоило нам оказаться наедине, я повел себя как принужденный к воздержанию дикарь.

– Ты не был похож на дикаря. – Она снова покачала головой. – Ты поцеловал меня, только и всего… Ничего особенного, – добавила Филиппа после некоторого колебания.

– Неужели? – Говард помрачнел. – Хочешь сказать, что привыкла к мужчинам, которые распускают руки? Что не видишь ничего дурного в моей попытке соблазнить тебя?

– Конечно, нет…

Он не дал ей пояснить, в чем, собственно, она пыталась его разуверить.

– Очевидно, я отстал от жизни. Совсем забыл, что сейчас женщины стремятся к равенству с мужчинами. В чем угодно.

– Я не такая, – прошептала Филиппа, но Говард уже не слушал ее.

– Наверное, это Алфред научил тебя. – Его губы скривились, то ли в усмешке, то ли от отвращения. – Наверное, мне стоило проконсультироваться у сына, прежде чем ступать на столь опасный путь. Уверен, он бы не счел нужным извиняться за такое «ничего особенного»!

– Ох, Говард! – Филиппе стало так больно, что она закрыла глаза. – Не говори так! Все происходящее между нами не имеет к Алфреду никакого отношения.

– И ты думаешь, я поверю? – Голос его, безучастный и какой-то неживой, был еле слышен.

Неожиданно молодая женщина почувствовала себя страшно усталой и изможденной.

– Я ничего от тебя не жду, – ответила она, поднимая веки и выпрямляясь. – Я даже не могу тебя понять. Что ты хочешь, чтобы я сказала? Просто прими к сведению, что я никогда не спала с твоим сыном, что бы он там ни говорил. А теперь, если не возражаешь…

– Боже, Филиппа! – почти простонал Говард.

– …будь добр, дай мне пройти, – докончила она уже на исходе душевных сил. – Я хочу найти мою дочь.

– Не сейчас. – Говард тоже выглядел изможденным, морщины на его лице углубились, уголки губ, которые всего несколько минут назад дарили ей неизъяснимое наслаждение, печально опустились. – Нам надо поговорить…

Но он не закончил. Стоило Говарду сделать шаг вперед, чтобы задержать молодую женщину, как позади послышались шаги.

– Простите, сэр, что отвлекаю, – раздался молодой звонкий голос, и на дорожке показался мальчик.

Филиппа не стала дожидаться продолжения и, воспользовавшись шансом, ускользнула. Скрывшись за ближайшим кустом, она остановилась и несколько минут пыталась восстановить дыхание и успокоить сердцебиение.

8

Филиппе потребовалось огромное усилие воли, чтобы подняться с постели. Резкий звон будильника возвестил приход понедельника, а ей больше всего хотелось спрятать голову под подушку и ничего не знать о наступающем дне. Молодая женщина не хотела вставать, но еще больше не хотела думать о дне вчерашнем. О том, что произошло между ней и Говардом в «Бэлфоре».

По возвращении Дороти устроила сестре допрос с пристрастием, не столько критикуя, сколько интересуясь подробностями. С некоторых пор девушка превратилась в яростную поклонницу и защитницу мистера Хольгерсона. Она прекрасно видела, как на Ребекку замечательно влияет общение с ним, как племянница расцветает буквально на глазах, как в ее речи наблюдаются изменения к лучшему. Да и Филиппе пора бы уже найти опору в жизни в лице достойного мужчины – сколько можно жить затворницей и отвергать поклонников!